От «конца истории» к началу нового противоречия. Или как сторонник Пиночета смог очаровать электорат, который он не представляет.

Падение Берлинской стены и распад Советского Союза в начале 1990-х годов ознаменовали не только конец холодной войны, но и начало периода бесспорной западной гегемонии, возглавляемой Соединёнными Штатами. Этот момент многие интерпретировали как окончательную победу либеральной демократии, а некоторые даже провозгласили идеологический «конец истории». Однако, вопреки ожиданиям, за последние три десятилетия проявился глубокий парадокс: однополярный порядок и вызванные им геополитические трансформации создали условия для упадка самой представительной демократии, которую он стремился универсализировать. В данном эссе утверждается, что утрата советского противовеса вызвала цепочку геополитических, экономических и идеологических динамик, которые в сочетании с внутренними слабостями либеральной демократии способствовали глобальному подъёму нелиберальной демократии. Эта гибридная модель, сохраняющая электоральную фасаду при одновременной эрозии верховенства права и гражданских свобод, является не случайностью, а симптомом системного кризиса, связывающего конец биполярности с современным недовольством.

Геополитический вакуум и превращение демократии в инструмент

С исчезновением СССР исчез и главный идеологический противовес, который обеспечивал сплочённость и чувство цивилизационной миссии западному блоку. Этот вакуум имел фундаментальные последствия.

Во-первых, это привело к чрезмерному распространению и обесцениванию демократической модели. Без экзистенциального соперника продвижение демократии стало часто упрощённым инструментом внешней политики, сведённым к проведению многопартийных выборов без параллельного строительства прочных либеральных институтов (верховенство права, разделение властей, гражданские свободы). Этот «электоральный фетишизм», раскритикованный Фаридом Закарией (который ввёл термин «нелиберальная демократия» в 1997 году), позволил появиться «гибридным режимам». Эти системы научились использовать выборы как ритуал легитимации, но, оказавшись у власти, их лидеры игнорируют или систематически обходят конституционные ограничения.

Во-вторых, однополярность подорвала легитимность Запада, основанную на результатах. Отсутствие идеологической конкуренции означало, что провалы модели — дорогостоящие и незавершённые войны, мировой финансовый кризис 2008 года, растущее неравенство — воспринимались не как исправимые проблемы, а как фундаментальные недостатки глобального либерального истеблишмента. Это чувство предательства подпитывало недовольство, которое внутренние политические акторы начали использовать, опираясь на антиэлитистскую и антисистемную риторику.

Анатомия нелиберальной демократии: идеология и метод

Нелиберальная демократия — это не классическая диктатура, а режим, сохраняющий сложные и противоречивые отношения с демократическими формами. Её сущность заключается в отрицании либерального плюрализма, заменяемого эксклюзивной идеологией, основанной на превосходстве гомогенного национального, этнического или религиозного большинства.

Идеологические столпы нелиберализма строятся вокруг ключевых концепций: нации (понимаемой в нативистском и культурном смысле), религии (как общественного морального фундамента, противопоставленного светскости), семьи (традиционной и гетеронормативной, как антитезы индивидуализму) и децизионизма. Последний, заимствованный у Карла Шмитта, является ключевым: он оправдывает сильную исполнительную власть, централизованную вокруг лидера, который может действовать вне норм для защиты сообщества, воспринимаемого как находящееся под угрозой. Эта идеология представляет себя истинным защитником «подлинной» народной демократии, утверждая, что либеральные институции (независимая судебная власть, свободная пресса, права меньшинств) были захвачены глобалистскими элитами и меньшинствами.

Чтобы реализовать этот проект, нелиберальные лидеры используют постепенный и легалистский метод, часто называемый автократическим легализмом или демократическим откатом. Вместо государственного переворота они используют свой первоначальный избирательный мандат, чтобы медленно переписать правила игры:

· Конституционные и юридические манипуляции: они реформируют конституции и принимают «кардинальные законы» для концентрации власти, как сделал Виктор Орбан в Венгрии после получения конституционного большинства.
· Захват надзорных институтов: они подрывают независимость судебной власти, избирательных органов и государственных СМИ, заменяя их руководителей лоялистами.
· Осадa гражданского общества и прессы: они клеймят и финансово ограничивают НПО, особенно правозащитные, и создают враждебную медийную среду для критической журналистики.

Их конечная цель — не отмена выборов, а лишение системы её конкурентного содержания, создание «нелиберальной демократии», в которой правящая партия имеет подавляющее и постоянное преимущество, оставляя оппозицию в положении политической незначительности.

Современная питательная среда: недовольство, поколения и глобальный кризис

Нелиберальный проект не возникает в пустоте. Он находит благодатную почву в условиях глобального многоаспектного кризиса, когда обещания либеральной глобализации перестали убеждать широкие слои общества.

Ключевым фактором является глубокое разочарование целых поколений. Поколение Z как на глобальном Севере, так и на глобальном Юге наследует мир экономической нестабильности, нерешённого климатического кризиса и недоверия к институтам. В глобальном Юге это недовольство проявляется в массовых протестах против коррупции, отсутствия возможностей и оторванных от общества правительств, причем цифровые инструменты помогают организовываться горизонтально. В глобальном Севере, например в США, это разочарование часто приводит к электоральной апатии или к волатильной поддержке радикальных вариантов, подпитываемой восприятием неспособности системы решать фундаментальные проблемы.

Это недовольство усиливается сходящимися кризисами: постпандемической экономической нестабильностью, инфляцией, войнами и вынужденной миграцией. В условиях тревоги и неуверенности нелиберальная риторика предлагает мощный и простой нарратив: она указывает врага (коррумпированную элиту, мигрантов, «агрессивные» меньшинства) и обещает восстановить порядок, национальный суверенитет и традиционные ценности через сильное руководство.

Данные подтверждают серьёзность тенденции. Недавние отчёты свидетельствуют о резком сужении гражданского пространства по всему миру, росте задержаний протестующих и журналистов и использовании репрессивных законов для подавления инакомыслия. Этот откат затрагивает и устоявшиеся демократии, включая США, Францию и Германию.

Парадигматические случаи и проекция модели

Венгерская модель Виктора Орбана считается образцом нелиберальной демократии в Европе. Орбан методично построил «нелиберальное государство», контролируя СМИ, судебную систему и переписывая конституцию, при этом регулярно выигрывая выборы. Его успех стал ориентиром и руководством для ультраправых движений по всему миру.

Этот паттерн повторяется с региональными вариациями. В Латинской Америке болсонаризм в Бразилии продемонстрировал силу нелиберального движения, которое, хотя и потеряло президентский пост, глубоко укоренилось в Конгрессе и обществе, постоянно бросая вызов институциям, что привело к заключению его лидера в тюрьму. В Перу постоянный политический кризис и молодёжные протесты отражают крах традиционного политического центра и поиски радикальных решений.

Случай Чили вписывается в эту логику. Потенциальная победа кандидата, обещающего «порядок» и вызывающего образы авторитарного прошлого, на фоне дискредитации политического класса, стала бы классическим примером того, как недовольство либеральной демократией может быть направлено через выборы в пользу варианта, обещающего усиление исполнительной власти за счёт либеральных сдержек и противовесов.

Исторический перекрёсток

Связь между концом холодной войны и подъёмом нелиберальных демократий представляет собой глубокую историческую причинность. Западная гегемония, лишённая идеологического противовеса, стала самодовольной: она переоценила силу своей модели и недооценила противоречия, вызванные её мировым порядком. «Конец истории» уступил место истории разочарования.

Нелиберальная демократия — политическая форма, возникающая из этого разочарования. Она не является возвращением к тоталитаризму XX века, а представляет собой адаптивную мутацию авторитаризма XXI века: она использует формальные свободы, чтобы разрушить либеральную сущность, использует легализм для подрыва верховенства права и эксплуатирует законное недовольство для установления исключительной власти.

Мы стоим на историческом перекрёстке. Ответ не может заключаться ни в ностальгии по утраченному однополярному миру, ни в капитуляции перед нелиберализмом. Защита либеральной демократии требует срочного восстановления связи между процедурной легитимностью (выборы) и субстантивной легитимностью: способностью обеспечивать социальную справедливость, экологическую безопасность, достойную жизнь для большинства и, прежде всего, подлинное представительство в двусторонней динамике участия общества и власти. Иначе усталость от системы, воспринимаемой как порочная, будет продолжать питать тех, кто стремится лишить её всякого освобождающего содержания.